Когда русские впервые появились на берегах Белого моря, пока установить не удалось. Историк С.Ф. Платонов полагает, что это было в начале XII века, так как в одной новгородской грамоте, относящейся к 1137 году, упоминаются местности, недалеко отстоящие от Холмогор.
Уже в первой половине XII века в числе Новгородских земель указывался Терский берег («волость Тре») на Кольском полуострове. Имеется вполне достоверное письменное свидетельство о том, что жители Терского берега Кольского полуострова были данниками новгородцев и в начале XIII века.
С середины XIII века в скандинавских источниках совершенно исчезает название местных жителей низовьев Северной Двины – «биармийцев». Последние бежали от «монголов» (то есть русских) и просили норвежского короля Гакона разрешить им осесть в его владениях. Таким образом, наиболее вероятным временем появления русских в Беломорье можно считать середину XII века.
К этому времени торговые связи Новгородской боярской республики с заморскими городами значительно расширились. Главнейшими предметами новгородского сбыта были воск, мед, сало, меха, лен, пенька и пр. В поисках новых товаров для рынков Великого Новгорода смелые новгородские люди шли на далекий Север к берегам «Студеного моря», на восток, в земли Печоры и Югры, переходили «каменный пояс» – горы Урала.
Заволочье, расположенное по течению Северной Двины и прилегавшее к Баренцеву морю, являлось богатейшей колонией Новгорода. Отважные новгородцы добирались до моря по рекам и волокам и разъезжали на лодках («ушкуях») вдоль морского берега, устраивая промысловые поселки, и при удобном случае занимались ограблением туземного населения. Нередко такой грабеж прикрывался крещением «дикой лопи» и «корельских детей». В летописных записях первой половины XI века встречаются первые упоминания о проникновении предприимчивых новгородцев за Уральские горы.
В 1032 году новгородцы под начальством Глеба ходили к Железным Воротам (возможно, Карские Ворота или какой-то из проходов через Урал). В 1079 году на Северном Урале погиб новгородский князь Глеб Святославович. Позднее имеются указания, что новгородцы за данью «ходиша люди старин за Югру и Самоедь». Уже в те годы упоминалось под именем Лукоморья прибрежье у Карского залива.
В летописи Нестора под 1096 годом также сообщается, что новгородцы ходили за данью в Печору и Югру: «Югра же людие есть язык нем и седят с Самоядью на полуночных странах». Новгородские дружины отправляются в Югорскую землю и в 1167 и 1187 годах. К этому времени Печора и Югра (область нижней Оби) составляли государственные «волости», где новгородцы собирали дань с туземного населения (остяков и ненцев).
Новгородский путь на Югру шел по Сухоне до Устюга, далее на Печору и на Обь. Последний поход новгородцев на Югорскую землю был в 1446 году под начальством воевод Василия Шенкурского и Михаила Яковлева. Для своего времени это было грандиозное военное предприятие. В походе участвовала целая рать в три тысячи человек. А после падения Новгорода (1478) путь на Югру оказался полностью в руках Москвы. Вместе с тем потянулись на север и «обычные люди», и беглые смерды в надежде уйти от кабалы бояр и богатых новгородских купцов или в крайнем случае самим выбиться в люди.
Своеобразными станциями на пути служили возникавшие в северных пустынях городки и монастыри. Народ шел вперед, ободряя себя поговоркой: «Есть Спас и за Сухоной». В 1342 году новгородский боярин Лука Варфоломеев основал на Северной Двине, примерно в 30 километрах от Холмогор, городок Орлец с крепостью. Новгородцы упорно сопротивлялись росту московского влияния. Однако Москва настойчиво добивалась своего. В 1397 году Василий Дмитриевич, Великий князь Московско-Владимирский, дал двинянам Уставную Грамоту, по которой провозглашалось главенство московского наместника над Двинской землей. Теперь и норвежцам приходилось иметь дело уже не со слабым и совершенно не воинственным местным населением, но с более опасным противником – русскими, которые нередко сами переходили в наступление.
Для обороны от русских набегов в 1307 году на крайнем севере Норвегии была выстроена крепость Вардехуз, в старину называвшаяся нашими поморами Варгаевым (теперешний Варде). Понемногу около этой крепости образовался промысловый поселок, превратившийся позже в небольшой город. Этот город находится далеко за полярным кругом, в северной широте 70°22′, то есть в широте острова Вайгач. Значительную роль в деле расширения русского влияния в Беломорье сыграл Соловецкий монастырь, основанный в 1429-1435 годах монахом Зосимой. В последующие 50 лет закончилось присоединение обширного Поморья к основной московской территории, и растущая московская держава начинает принимать все более активное участие в европейской международной жизни. «Дьяк государев» Григорий Истома отправляется в 1496 году в качестве посла в Данию вдоль Мурманского берега.
Приток русских на Крайний Север особенно усилился во второй половине XVI века, во время царствования на Руси Ивана IV. По его повелению в 1584 году был основан город Архангельск, первоначально называвшийся Новохолмогорским городом. С основанием Архангельска Москва, по политическим соображениям, закрыла мурманские «пристанища» (порты) и сосредоточила иноземный торг в устье Северной Двины. В Коле дозволялось торговать только «трескою и палтусом и салом трескиным и китовым», другого же «торгу быть не пригоже, то место убогое». Таким образом, Беломорье и берега Кольского полуострова были полностью освоены русскими уже во второй половине XVI века.
Естественным было, что, выйдя к берегам Ледовитого океана, русские занялись мореходством как в торговых целях, так и для рыбной ловли и промысла морского зверя. Английский мореплаватель Стифен Борро встретил в 1556 году в Коле тридцать русских парусных судов («лодей»), а немного позже в Мезенском заливе – двадцать. В составленном Борро описании своего путешествия читаем: «Наши суда посетили многих русских со стоявших здесь (в Коле) судов и пояснили, что они также намерены плыть на север для боя моржей и ловли лососевых рыб».
Интересные сведения о размерах рыбного промысла у берегов Ледовитого океана во второй половине XVI века приводит Перссон: «В прошлом 1580 году здесь ловили рыбу 7426 лодок из России, каждая по 4 человека команды, и они платят пошлину 4-ю рыбу. Сюда прибывает и масса народа из Норвегии, Голландии, Шотландии и Англии с массой кораблей, которые здесь стоят и ловят рыбу». Совершая плавания в целях звериного промысла, русские посещали Новую Землю и Шпицберген.
Уже упомянутый мореплаватель Борро встретился в 1556 году с русскими промышленниками, которые ему рассказывали о плаваниях на Новую Землю как о самых обычных предприятиях, ничем не примечательных. Столетием ранее, итальянский ученый Юлий Помпоний Лэт (1425 – 1498) указывает, что «на Крайнем Севере, недалеко от материка, находится большой остров – там редко, почти никогда не загорается день; все животные там белые, особенно медведи». По-видимому, мы имеем «первое упоминание о Новой Земле».
Укажем еще на карту, составленную Рюйшем (Ruysch) в 1508 году. К северу от северо-западной части Азии на этой карте показан остров «Insula deserta», который можно рас- сматривать как одно из первых схематических изображений Новой Земли. Уже вполне определенное указание на частые посещения русскими Новой Земли имеется от итальянского писателя Мавро Урбино, как это отмечает Н. Витзен в своей известной книге «Noord en Oost Tartarye» (Амстердам, 1705). Урбино пишет: «Русские, плавающие по северному морю, открыли около 107 лет тому назад остров дотоле неизвестный, обитаемый славянским народом и подверженный (по донесению Филиппа Каллимаха папе Иннокентию VIII) вечной стуже и морозу. Они назвали остров сей Филэподия, он превосходит величиной остров Кипр и показывается на картах под названием Новая Земля».
Однако с достаточной уверенностью можно утверждать, что на самом деле русские познакомились с этим островом гораздо раньше. Первые промысловые поселения стали возникать здесь в XV веке. В XVI веке русские промышляли на Новой Земле уже регулярно. В одном документе, опубликованном историком Перчасом и относящемся к 1584 году, говорится, что «холмогорцы ездят на Новую Землю ежегодно». О серебряной руде на Новой Земле первыми, по-видимому, узнали также русские.
Один старинный документ начинается такими словами: «В прошлом 1651 году по государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца указу посылай на Новую Землю для сыску серебряныя и медныя руды и узорочного каменья и жемчугу и для рассмотрения угожих мест Роман Неплюев». (А новоземельский корщик Афанасий Юшков в 1739 году уверял, что на Новой Земле серебро находится в изобилии и что оно выходит на поверхность «как некоторая накипь»). Хорошо был известен русским мореходам и Маточкин Шар. Уже в XVI веке они пользовались этим проливом, плавая в устье Оби.
Так, в 1584 году агент «Московской компании» в Вологде Кристофер Холмес сообщил, что русским, помимо пути кругом Медынского заворота, известен другой путь в Обь, лежащий через Matthuschan Yar (Маточкин Шар). От этого пролива до «острова, лежащего против устья Оби» (то есть Обской губы) – Белого острова, русские считали 5 дней ходу. Иностранные экспедиции, искавшие Северо-восточный проход в Китай и Индию, вынуждены были пользоваться не только советами, но и помощью русских кормщиков. Привлекала морских промышленников своими пушными богатствами и обширная, лежащая к востоку от низовьев Оби и связанная с морем область, известная русским под названием Мангазеи – по имени жившего здесь ненецкого племени.
Следует напомнить, что во второй половине XVI века московская держава решительно шагнула за Урал. В 1581 году начался поход за Урал казачьей экспедиции под начальством предприимчивого уральца Василия Тимофеевича Аленина, известного в истории под именем Ермака. Экспедицию снарядили Строгановы. Завоеванная Ермаком «Новая Сибирская Землица» была включена в состав русского государства, но бесконтрольное хозяйничанье в Мангазее поморских промышленников уже сильно беспокоило московских воевод. В 1619 году торговое мореплавание из Поморья в Обскую губу было насильственно прекращено правительственным указом.
Москва опасалась, что рано или поздно иностранцы станут плавать в Обь, минуя «корабельное пристанище» в Архангельске, дававшее государству большой доход («мочно немцам пройти в Мангазею из своих земель, не займуя Архангельского города»). С другой стороны, правительство боялось, что русские купцы начнут торговать с иностранцами на Крайнем Севере, избегая уплаты пошлины («учнут торговати с немцы, утаясь в Югорском Шару, на Колгуеве, на Канином Носу, и государеве казне в пошлинах истеря будет»). Поэтому, как писал в Москву тобольский воевода князь Иван Куракин, «немцам в Мангазею торговать ездити позволить не мощно; да не токмо им ездити, иноб и русским людям морем в Мангазею от Архангельского города ездить не велеть». Вести торговлю с Мангазеей предписывалось только сухим путем, через Тобольск и Березов. Указ московского правительства надолго задержал развитие морских связей с Обь-Енисейским краем.
Вопрос об использовании Северного морского пути был вновь поставлен только 250 лет спустя русским деятелем Севера М.К. Сидоровым, а регулярная эксплуатация этого пути началась лишь при советской власти. И все-таки история русского арктического мореплавания это не только предыстория освоения территории Сибири. Полярные мореходы сами вели интенсивный поиск морского пути в восточном направлении и в 1648 году вышли к проливу, соединяющему Северный Ледовитый и Тихий океан.
Полярные мореходы
Славными именами русских полярных исследователей – Челюскина, братьев Лаптевых, Врангеля, Пахтусова, Седова и многих других – справедливо гордится русский народ. Эти исследователи дали незабываемые примеры самоотверженной работы и любви к родине, которые никогда не забудутся. Но есть среди русских полярников целая плеяда моряков из промышленников и казаков, имена которых мало известны. Их тысячи, но едва сто из них сделались достоянием истории. Таковы Семен Дежнев, Федот Попов, Савва Лошкин и некоторые другие.
Биографические сведения о них крайне скудны, в огромном большинстве случаев мы не знаем ни года их рождения, ни года смерти, как не знаем и о всех совершенных ими полярных плаваниях. Между тем эти полярные мореходы, выходцы из простых людей, сделали великие географические открытия в Арктике. Они первые, задолго до Баренца, побывали на Шпицбергене. К сожалению, история не сохранила нам ни имен этих первых «груманланов», ни года, когда они совершили свое историческое плавание.
Кормщик Савва Лошкин впервые обошел всю Новую Землю и сделал свое имя бессмертным. Уже в XVI веке мореходы из Колы, Архангельска, Мезени, Пустозерка освоили морской путь к западносибирским рекам. В XVII-XVIII вв. русские называли Шпицберген Грумантом; отсюда и название «груманлане» – так именовались русские промышленники на Шпицбергене. Имена этих первых пионеров Северного морского пути также затеряны в тумане истории. Нужно отметить, что мореходы, посещавшие западную часть Арктики (Баренцово и Карское моря) были профессиональные моряки-промышленники, великолепно знавшие свое дело и не боявшиеся больших морских переходов, подобных переходу от Норвегии к Шпицбергену.
Уже Борро, английский море-плаватель, посетивший север России в 1555-1556 годах, «ежедневно видел, как по ней спускались вниз много русских ладей, экипаж которых состоял минимально из 24 человек, доходя на больших до 30». Борро мог так же отметить, что «все ладьи опережали нас», вследствие чего «русские часто приспускали свои паруся и нас поджидали…».
АФАНАСИЙ (Конец XVI – начало XVII века)
Мореход из Колы конца XVI – начала XVII века. 17 раз плавал по Северному Ледовитому океану. О нем сохранилось следующее сказание: «В лето 7113 (1605) во граде Самаре был человек поморенин, именем Афанасий, рождение его за Соловками на Усть-Колы. И он сказывал про многие морские дивные чудеса, а про иные слыхал. И ездил он по морю на морских судах 17 лет, и ходил в темную землю, и тамо тьма стоит, что гора темная, издали поверх тьмы тоя видать горы снежные в красный день». Упоминаемая в сказании темная земля есть, несомненно, либо Шпицберген, либо Новая Земля.
ПАНОВ АНТИПА ТИМОФЕЕВ (1694) Лоцман.
Благодаря его искусству в 1694 году была спасена яхта «Св. Петр», на которой Петр I совершал переезд из Архангельска в Соловецкий монастырь. Во время бури Антипе Панову удалось ввести корабль в Унскую губу. Выйдя здесь на берег, Петр собственноручно соорудил крест с надписью: «Dat Kruus maken kaptein Piter van a. Chr. 1694».
Крест этот позже был перенесен в собор в Архангельске. Сохранился следующий рассказ о лоцмане Панове; «Твёрдою рукою вел он яхту среди рассыпавшихся на камнях и отмелях страшных волн, зорко всматриваясь привычным глазом в береговые приметы. В решительную минуту подошел к нему Петр, давая указания в выборе верного пути. Поди прочь, – загремел ему Антипа, – я лучше тебя знаю, как надо здесь править!»
Опытный глаз и верная рука не изменили Антипе, и яхта, пройдя между рядами камней, в полдень 2 июня стала на якорь ввиду Пертоминского монастыря. Выйдя на берег, Петр сказал Антипе: «Помнишь ли, брат, как ты отпотчевал меня на судне?» Потом он поцеловал кормщика три раза в голову, подарил на память свое измокшее платье и назначил пожизненную пенсию.
ЛОМОНОСОВ ВАСИЛИЙ ДОРОФЕЕВ (Начало XVIII века – 1741)
Промышленник, отец великого русского ученого Михайлы Васильевича Ломоносова. Проживал в Курострове (вблизи Холмогор). Родился в 1681 году. Неграмотный. Плавал преимущественно в околоматериковой части Баренцова моря и в Белом море. Когда его сыну Михайле исполнилось 10 лет, Василий Дорофеев стал его брать с собой на море и ежегодно плавал с ним, пока Михаило не достиг 19 лет. Василий Ломоносов был первым среди поморов, который выстроил новое на русском Севере, значительных размеров судно – галиот «Чайку». Василий Ломоносов утонул в море в 1741 году.
ХИМКОВ АЛЕКСЕЙ (1743–1749)
Кормщик из Мезени, неоднократно ходивший на промысел на Шпицберген. Прославился своей зимовкой на острове Эдж (русскими назывался Малый Брун), где он прожил, совместно с тремя товарищами 6 лет (1743–1749), ведя жизнь полярного робинзона. Решив зазимовать на острове, промышленники отправились на берег с целью разыскать построенную когда-то мезенцами избу. Избу эту они действительно нашли и, переночевав в ней, отправились обратно на корабль. Но его уже не оказалось на месте – разыгравшаяся ночью жестокая буря унесла корабль.
Снаряжение, которое Химков и его товарищи унесли с собой с судна, состояло из ружья, двенадцати пуль, небольшого количества пороха, топора, маленького котла, ножика, 20 фунтов муки, огнива, трута и пузырька с табаком. С этим жалким снаряжением Химков и его товарищи прожили на острове Эдж 6 лет и 3 месяца, показав пример, исключительной выдержки и умения бороться с полярной природой.
Зимовка Химкова на Шпицбергене описана с его слов (после возвращения Химков был вызван в Петербург) членом русской Академии Наук Ле Руа в книге «Приключения четырех русских матрозов, к острову Ост-Шпицберген бурею принесенных, где они шесть лет и три месяца прожили» (С-Петербургб, 1772). Это первое, русское издание книги о полярных робинзонах впоследствии было переведено на многие европейские языки. Два участника зимовки на острове Эдж, Степан Шарапов и Иван Химков, по возвращении на родину отправились промышлять на Новую Землю, где погибли в первую же зиму.
ЧИРАКИН ЯКОВ ЯКОВЛЕВ (1767–1768)
Крестьянин села Шуя Кемского округа, кормщик. Грамотный. Десять раз зимовал на Новой Земле. В 1767 году «одним небольшим проливом в малом извозном карбасу оную Новую Землю проходил поперек на другое называемое Карское море». Это было первым плаванием через Маточкин Шар, о котором имеются достоверные сведения. Чиракин не только дал описание этого пролива, но и представил план его. Кроме того, им было дано первое гидрографическое описание берега Новой Земли от острова Междушарского до Маточкина Шара (опубликовано Н. Чулковым).
Доставленные Чиракиным сведения о Маточкином Шаре послужили поводом для организации экспедиции Розмыслова (1763–1769), в которой Чиракин участвовал в качестве кормщика.
Источник: «Севпростор»