Николай Пинегин был вместе с Георгием Седовым в роковой экспедиции к Северному полюсу. Руководил созданием стационарной базы на Большом Ляховском острове. Был первым директором Музея Арктики и Антарктики. Рисовал, путешествуя на кораблях по полярным морям, среди льдов во время тяжёлых зимовок, на самолёте, где ветер вырывал карандаши из рук. Создал первый фильм об Арктике и написал множество книг. «Подарил» обстановку своей квартиры — «полярного дома» — роману Вениамина Каверина «Два капитана». С ранней юности влюбившись в Север, художник ни разу ему не изменил.
Родился Николай Пинегин в Елабуге в 1883 году в семье разъездного ветеринара. В учёбе он был не слишком рьян — ничто не предвещало, что его будущее окажется связанным с наукой. Дошло до того, что его исключили из пятого класса гимназии. С 17 лет Николай обеспечивал себя сам — писал портреты и играл в духовом оркестре. В 1901 году поступил вольнослушателем в Казанскую художественную школу. В 1904 году отправился в свою первую северную экспедицию.
«Север был совсем неведомой страной. О крайних к Ледовитому океану областях — даже столь близких от столиц, как Карелия, Лапландия и Печорский край, — никто не имел правильного представления. А большинство населения Российской империи не знало о севере совсем ничего. И хуже — не интересовалось»
Николай Пинегин, «Записки полярника»
Проба пера
Пинегин отправился в путешествие в компании троих товарищей-студентов, один из которых предложил обратиться за поддержкой в Русское географическое общество. В своём письме молодые люди обрисовали примерный маршрут и цели поездки, запрашивая карты и 50 рублей. Субсидировать их ИРГО отказалось, поскольку свободных средств у Общества не было, да и квалификация исследователей на тот момент была не подтверждена. Однако поддержку путешественники всё же получили.
«Приложенная к письму бумага с огромной сургучной печатью выглядела очень внушительно, — вспоминал Пинегин. — В ней излагалась просьба Географического Общества о содействии экспедиции, которая намерена пройти Екатерининским каналом из реки Камы в Вычегду и Северную Двину». Молодые люди добрались на небольшом камском пароходе до пристани за Усольем и за три рубля приобрели там у рыбака лодку, на которую погрузили нехитрое снаряжение: сухари, сушки, муку, крупу, ящик с дробью и порохом, сундучок с чаем и сахаром. К лодке прицепили бечёвку, за которую можно было её тянуть, из простынь соорудили парус. Так стартовала «Волжско-Двинская экспедиция».
«За устьем Колвы, попав сразу в очень редко населённые места, мы были предоставлены собственным силам. Пора мечтаний о приключениях и героических подвигах прошла, настало время будничной простой работы. Ежедневно мы добросовестно тянули в течение двенадцати часов тяжёлую гружёную лодку, бранясь, лезли в воду стаскивать лодку с бесчисленных мелей, перебредали по пояс речонки и ручьи и, окружённые тучами комаров и мошки, пытались заниматься съёмкой и зарисовками.
На другой день пути полил дождь. Три дня мы брели с утра до вечера мокрые до нитки, прозябшие и сумрачные. На остановках разжигали костры, пытаясь сушиться. И мрачно хлебали тюрю из сухарей, заправленную кусочками масла. Вся дичь, на которую мы рассчитывали, попряталась. Несмотря на наши старания, за первые пять дней добыли только одну чайку»
Николай Пинегин, «Записки полярника»
О серьёзных исследованиях речи не шло, скорее это был своего рода поход довольно-таки авантюрно настроенных юношей. Закончилось всё плачевно. Сам Пинегин покалечился: он набивал патрон порохом на особой машинке, и тот взорвался прямо у художника в руках. Пришлось вернуться в сопровождении одного из друзей. Руку удалось спасти, но один из пальцев так и остался изуродованным на всю оставшуюся жизнь.
Двоим оставшимся повезло ещё меньше: первый получил смертельное ранение, повесив на плечо двустволку со взведённым курком, второй оказался под следствием по обвинению в убийстве. С течением времени его оправдали, но впечатление от путешествия осталось весьма тягостным. Стало понятно, что Север не терпит безалаберности. «Наш грех — легкомыслие и детская непредусмотрительность, — писал позже Пинегин. — Нельзя так беспечно готовиться к поездке в глухие места».
Тем не менее вкус к Северу ему это путешествие не отбило, и в 1909 году художник отправился по Белому морю в официальную командировку от Общества изучения Русского Севера.
«Для меня всё ново, всё необычно, как в чужом государстве, даже говор. Пытаясь рисовать, слежу за поморскими жёнками: держатся они молодцами, — видно, что море им привычно. <…> Я бродил целыми сутками по берегу Кольского залива и по тундре, не замечая течения времени; только голод заставлял вспоминать о пропущенных обедах и ужинах, о неразвёрнутой постели. Случалось, после еды, ощущая в глазах сухость, ложился. Но редко засыпал или, проспав часа два, снова забывал о постели на сутки. Такой торопливостью больше всего познаётся ощущение Севера»
Николай Пинегин, «Записки полярника»
Из поездки художник привёз многочисленные зарисовки, а также подробный отчёт. Кроме того, он опубликовал в «Известиях Архангельского общества изучения Русского Севера» два очерка: «Айновы острова» и «Из сказок Лапландского Севера». А в 1910 году Пинегин получил первый гонорар за писательскую деятельность: опубликованный в журнале «Солнце России» очерк «В стране полуночного солнца» принёс ему сто рублей. Добавив к ним двадцать рублей сбережений, начинающий полярник вновь отправился в путь, на этот раз на Новую Землю.
Первая картина про Арктику
К этому моменту Пинегин уже обучался в Академии художеств, в классе батальной живописи Николая Самокиша. Целью поездки он определил пополнение коллекции этюдов Дальнего Севера. Художник хотел забраться как можно дальше в глубь края, поэтому он отправился в Крестовскую губу. Там Пинегин познакомился с Георгием Седовым, который руководил экспедицией гидрографического управления.
«С Седовым я познакомился ещё на пароходе. Среди пассажиров я сразу отметил высокого и видного молодого моряка в военной форме гидрографа. Он с большим одушевлением и юмором рассказывал что-то группе, его обступившей. Человек этот обладал, видимо, способностью быстро знакомиться и привлекать к себе людей. <…> Узнал я, что моряк этот командирован Гидрографическим Управлением исследовать губу Крестовую. Через минуту и я оказался в плену увлекательного рассказа о похождениях геодезиста и гидрографа в якутской тайге и на реке Колыме»
Николай Пинегин, «Записки полярника»
На Новой Земле художник и капитан подружились. Первого «захватила неотвязная мечта: прожить в полярной стране полный год», второй уже планировал покорять полюс. По возвращении Пинегин представил свои этюды на осенней Академической выставке, где они имели большой успех, часть даже удалось продать, а один появился в популярном на тот момент журнале «Нива», чем сам художник очень гордился.
Вскоре Седов пригласил его принять участие в экспедиции к Северному полюсу. Судьба предприятия буквально висела на волоске — было очень сложно добыть необходимые средства. В какой-то момент Пинегин почти отчаялся попасть в Арктику с Седовым. Как раз в этот момент ему встретился другой знаменитый полярник, собиравшийся на Шпицберген, — Владимир Русанов.
«При первом взгляде на Русанова можно было принять его за молодого адвоката или чиновника, — настолько типичны были его городская фигура в широком пальто и мягкой шляпе, его интеллигентская бородка, галстук бабочкой и тросточка. Однако мне были известны похождения Русанова на Новой Земле, изумительные по физической выносливости и крайней нетребовательности. Этот серьёзный светловолосый человек успел показать себя настоящим полярником. Затем Русанов сообщил, что он получил значительную сумму для организации экспедиции <…> Уже нанято судно «Геркулес», приглашён капитан, молодой моряк Кучин, бывший участник экспедиции Амундсена к южному полюсу. И тут же Русанов предложил мне принять участие в этой экспедиции, она отправлялась через неделю»
Николай Пинегин, «Записки полярника»
Русанов пригласил художника к себе, чтобы поделиться также своими сокровенными планами — выполнив задание по поискам залежей каменного угля, он планировал отправиться по Северному морскому пути. Но Пинегин получил телеграмму от Седова, подтверждавшую, что экспедиция состоится, и уехал к нему. Возможно, эта телеграмма спасла художнику жизнь — почти все участники экспедиции Русанова погибли.
27 августа 1912 года Пинегин отправился в Арктику на экспедиционном судне «Святой великомученик Фока» под руководством Георгия Седова. Путешествие с самого начала пошло не так, как планировалось, — из-за проволочек оно началось слишком поздно, и до задуманного места зимовки добраться не получилось, что увеличило продолжительность экспедиции на целый год. Закупленные в спешке продукты в значительной части оказались испорченными, половина собак — обычными дворняжками, сроду не обучавшимися ходить в упряжке.
«Я работал недалеко от судна. Не желая складывать оружия, я делал этюд сибирской собаки. Мне оставалось работы не больше, чем на полчаса, когда руки стали коченеть. Я ушёл на судно немного отогреться. Вернулся минут через десять. Подходя к этюдному ящику, оставленному на снегу, я заметил, что собака из безымянных архангельских стремительно бросилась от ящика. Подхожу в недоумении, что она тут делала? Проклятие, что с моей работой! Где краски с палитры? — Она вылизана дочиста, а почти готовый этюд попал на завтрак голодному псу! Смеяться или досадовать? Кому пришло бы в голову, что краски, перетёртые на нефти, могут сойти за съедобное даже для вечно голодного пса?»
Николай Пинегин, «В ледяных просторах. Экспедиция Г.Я. Седова к Северному полюсу»
Тем не менее участники экспедиции аккуратно выполняли запланированные работы — совершали экскурсии, исследуя окрестности, вели метеорологические и гидрографические наблюдения, продвигались всё глубже на Север. Пинегин делал зарисовки, фотографии, а кроме того, вёл кинематографическую съёмку. По результатам путешествия он смонтировал первый документальный фильм, посвящённый Арктике.
Трудности между тем продолжались. Большая часть экипажа слегла с цингой, то и дело кто-нибудь страдал от обморожения. 28 января Пинегин отметил, что температура упала до минус 50,2°С: «Никто из нас не предполагал, что температура может опуститься так низко: до сих пор таких температур на Новой Земле ещё не наблюдалось. Ртуть давно замёрзла. При неосторожном встряхивании термометра шарик пробивает стекло и падает пулькой. Керосин превратился в густую маслянистую массу».
Во время второй зимовки тяжело больной Георгий Седов предпринял отчаянную попытку пробиться к полюсу. В пути он умер, сопровождавшие его матросы Пустошный и Линник вернулись к кораблю. Дождавшись лета, «Святой Фока» отправился в обратный путь. На мысе Флоры полярники подобрали двоих участников экспедиции Георгия Брусилова — единственных, кто из неё вернулся.
«Мы знали об экспедиции Брусилова: она вышла с промысловыми целями в одно время с нами; слышали, что Брусилов намерен пройти морским путём вдоль Сибири во Владивосток. Кто мог предполагать, что, уходя почти в противоположные стороны, мы можем встретиться на дальнем севере с членами этой экспедиции! Как «Анна» попала на 83 градус?»
Николай Пинегин, «Записки полярника»
От этюдов до музея
После революции Пинегин уехал за границу, но вскоре вернулся — ему помог в этом Максим Горький. Он начал работать в Полярной комиссии Академии наук и вскоре отправился в Северную гидрографическую экспедицию под командованием Николая Евгенова. В его задачу входила съёмка окрестных вод — было важно зафиксировать особенности подводного и подлёдного рельефа.
Максимально эффективно это можно было сделать с воздуха, так что Пинегин отправлялся на вылеты с Борисом Чухновским, одним из первых полярных лётчиков. Задача оказалась не из простых: «Торопливым почерком, крепко сжимая карандаш, который под напором страшного потока воздуха стремится вырваться из рук, я спешно записываю наблюдения, делаю зарисовки важнейших неправильностей в очертаниях берега, отмечая подводные опасности, которые сверху видны так же хорошо, как камешки на дне прозрачного ручья, — вспоминал художник. — Пытаюсь зарисовать всё это, но ветер уносит карандаш». За первый вылет Пинегин потерял несколько карандашей и в дальнейшем привязывал их бечёвкой.
В 1927 году полярник отправился на Большой Ляховский остров уже в качестве начальника: он должен был основать стационарную геофизическую базу, действующую в паре с якутской лабораторией. Для связи нужно было установить радиостанцию. Учёные, входившие в команду Пинегина, взялись за строительство и управились с делом на удивление споро.
«Через неделю пустынный берег у моря стал неузнаваем. Там, где тянулся однообразный, голый, на много километров безжизненный увал, вырос новенький светлый дом, ещё без окон и крыши. Оттуда — весёлый, дробный стук молотков. <…> Установка и настройка новой станции — не шуточное дело — в обычных условиях производится инженерами с завода, изготовившего станцию. Среди избалованных высокими ставками инженеров нам не удалось найти охотника поехать за двенадцать тысяч километров, чтобы строить своими руками дом и радиостанцию. Пришлось устанавливать всё собственными силами»
Николай Пинегин, «Записки полярника»
В ноябре 1930 года при Всесоюзном арктическом институте появился Музей Арктики и Антарктики. Пинегин стал в нём первым директором. Сотрудники собирали экспонаты и документы, связанные с работой первых русских полярников, чтобы создать экспозицию, которая могла бы увлечь широкую аудиторию историей арктических исследований. При этом Пинегин продолжал экспедиционную деятельность — в 1931 году он ходил на Землю Франца-Иосифа на ледоколе «Малыгин».
В 1932–1933 годах Пинегин стал начальником экспедиции на том же «Малыгине». Задача была ответственная: работы велись в рамках Второго Международного полярного года, и важно было не ударить в грязь лицом. «Малыгин» ухитрился продвинуться на север так далеко, как ни один корабль прежде. По результатам плавания Пинегин написал несколько научных трудов.
До 1935 года он работал редактором «Бюллетеня Арктического института» и трудился над книгами. В частности, в Ленинграде вышла его «В стране песцов» с иллюстрациями автора. И тут ему припомнили недолгую эмиграцию — Пинегина приговорили к пятилетней ссылке в Казахстане. К счастью, вступились друзья — полярник Владимир Визе, также участвовавший в экспедиции Седова, и журналист Константин Федин. Через несколько месяцев Пинегин смог вернуться, но о работе в институте речь уже не шла. С тех пор он посвятил себя живописи и писательству. Он скончался в 1940 году, немного не успев закончить объёмный художественно-документальный роман о Георгии Седове.
Источник: Русское Географическое общество. Автор Ольга Ладыгина