173 года назад 1 августа 1850 года русский моряк и патриот Геннадий Иванович Невельской поднял в устье реки Амур Российский государственный флаг и объявил о присоединении обширных дальневосточных территорий к России.
К сожалению мало кто знает об этом, этот подвиг незаслуженно забыт.
Считая, что результаты работ Лаперуза, Крузенштерна и других исследователей утверждавших, что устье этой великой дальневосточной реки несудоходно из-за того, что воды Амура теряются в песках…, а материковый берег соединяется с побережьем Сахалина перешейком, не дают основания для заключения о несудоходности устья Амура. Карты русских промышленников и мореходов XVIII века, а также «скаски» (рассказы) В.Д. Пояркова и первые русские атласы ясно говорили: устье Амура выходит в пролив, отделяющий остров Сахалин от материка. Г. И. Невельской задался целью исследовать устье этой реки, имевшей большое значение для экономического развития Дальнего Востока и Сибири. После получения им чина капитан-лейтенанта, его собирались назначить командиром на строящийся фрегат «Паллада», и тут, к общему удивлению, он решительно отказался от этого заманчивого предложения и стал просить совсем о другом: о назначении его командиром небольшого военного транспорта «Байкал» – двухмачтового барка. Этот барк был предназначен для перевозки грузов. Он добился назначения командиром на военный транспорт «Байкал», шедший с грузами из Кронштадта в Петропавловский Порт (Петропавловск-Камчатский). Прибыв в место назначения, Невельской стал готовиться к экспедиции. Российско-Американской компании из Кронштадта на Камчатку. Ведь это совсем недалеко от Сахалина, а там и Амур рядом!
Просьбу Невельского удовлетворили – о нем ходатайствовал сам Ф.П. Литке. В конце 1847 года Геннадий Иванович стал командиром «Байкала». Спешил: хотелось спустить корабль на воду раньше срока, сэкономить время. Для этого у него были свои соображения. Не нарушая планов компании, Невельской собрался уже в нынешнем году, не откладывая в долгий ящик, проверить: пригоден ли Амурский лиман для плавания кораблей. У него было время, чтобы всерьёз поразмыслить об этом. Всё свидетельствовало: такая многоводная река, как Амур, не может бесследно потеряться в песках. Она обязательно должна иметь выход к морским просторам.
Казалось бы, важное для интересов государства дело, которое задумал передовой морской офицер, должно всюду встретить поддержку. Но на пути Невельского встала поистине непроходимая стена косности царских сановников и самого Николая I. «Основанием» для отказа в исследовании устья Амура послужило простое недоразумение. Ещё в 1846 году в район Амура был направлен из Ново-Архангельска бриг «Константин». Командир его, поручик корпуса флотских штурманов А.М. Гаврилов – человек до крайности аккуратный – неукоснительно выполнял все пункты данной ему Российско-Американской компанией инструкции. А один из пунктов инструкции гласил: «В случае, если при входе в лиман встретите мели, то не должны подвергнуть судно опасности, ибо положительно известно, что устье реки недоступно». Встретив мели, Гаврилов в самый лиман и не пошёл, а в своём донесении правителю Российско-Американской компании Ф.П. Врангелю написал, что этот лиман-де доступен только для мелкосидящих судов. Министру иностранных дел графу К.В. Нессельроде этого показалось недостаточно, и он «от себя» приписал: «…река Амур не имеет для России никакого значения». Прочитав сиё донесение, Николай I наложил окончательную резолюцию: «Вопрос об Амуре, как реке бесполезной, оставить».
Весьма затруднительным было положение рядового флотского офицера. Ведь ему приходилось идти наперекор самому царю, а такое даром не сходило. И всё же Геннадий Иванович Невельской встал на этот путь. Он обратился с просьбой разрешить ему вновь исследовать устье Амура, ссылаясь на старинные документы. Конечно, Невельскому в его просьбе отказали. Правда, после многих ходатайств ему всё же было разрешено составить инструкцию для производства описи берегов и глубин Амура. Проект такой инструкции он составил. И стал надеяться на удачу: вдруг проект утвердят?
Тем временем пора было отправляться в путь. «Байкал» вышел из Кронштадта 21 августа 1848 года. Невельской рассчитывал, что, пока он идёт к Петропавловску-Камчатскому, он получит разрешение на плавание в Амурском лимане.
Надежды не сбылись. Хотя переход из Кронштадта в Петропавловск-Камчатский был выполнен в кратчайший срок, всего за 8 месяцев и 23 дня (на два месяца быстрее обычного), вместо разрешения на плавание в Амурском лимане он получил лишь частное письмо недавно назначенного генерал-губернатора Восточной Сибири графа Н.Н. Муравьёва. Тот туманно сообщал, что принимает участие в подготовке инструкции. Но самой инструкции Невельской не получил.
30 мая 1849 года транспорт «Байкал», спешно сдав грузы, вышел из Петропавловской гавани. Но отправился не туда, куда ему было предписано, а в Амурский лиман. Когда транспорт вышел в море, Невельской объявил офицерам: всю ответственность за исход плавания он берёт на себя, а их долг – выполнять его распоряжения. Он объяснил, в чём заключается цель его действий, и его слова были столь убедительны, что никто из офицеров не стал возражать.
Поход начался. Северной оконечности Сахалина «Байкал» достиг 17 июня 1849 года. Два дня спустя он пошёл на юг, теперь уже вдоль западного берега Сахалина. Началась особо опасная часть плавания – по совершенно не изведанным водам. Решалась и судьба самого Невельского. Он знал: в случае неудачи его ждёт суровое наказание.
Беспрерывно лавируя, то и дело промеряя глубины, «Байкал» медленно шёл вперёд. И вдруг прямо у входа в широкий залив корабль неожиданно сел на мель. Положение сложилось критическое. Однако Невельской не потерял хладнокровия. Начинался прилив. Набегавшие волны то приподнимали судно, то вновь опускали его, ударяя о твёрдое дно. А ночью начался настоящий шторм. Гибель «Байкала» казалась неизбежной.
Командир приказал спустить шлюпку и отвезти на ней подальше от судна якорь с тяжелой длинной цепью. А затем начать подтягивать корабль на более глубокое место – выбирать цепь при помощи шпиля – ручной лебёдки с вертикальным валом. Шестнадцать часов боролись за спасение судна мужественные люди и вышли победителями. «Байкал» снова покачивался на широкой волне. Этот тревожный день – 19 июня – заставил командира впредь быть ещё более осторожным.
Невельской направился в Амурский лиман, чтобы исследовать его и произвести опись берега. Опись велась с самого транспорта и со шлюпок. Эта работа для небольшой команды оказалась очень трудной. Мешали быстрые течения, юго-западные ветры, лабиринты мелей и банок. «Много надобно было энергии, чтобы при таких обстоятельствах твёрдо идти к предложенной цели», писал впоследствии Невельской.
Чтобы сократить время для решения главной задачи – определить, доступны ли устье Амура и его лиман для морских судов, – Невельской стал производить обследование в двух направлениях: в устье Амура и вдоль западного берега Сахалина. Первую задачу было поручено выполнить лейтенанту П.В. Казакевичу, вторую – мичману Э.В. Гроте.
Следуя вдоль материкового берега, Казакевич достиг устья Амура. Моряков охватило радостное волнение. Ведь они были первыми из европейцев после смелого казака Василия Даниловича Пояркова, путешествовавшего по Амуру в 1643-1646 годах, кто побывал в этих местах. Возвращаясь обратно, моряки установили, что здесь проходит извилистый фарватер с глубинами от 3,5 до 5 сажен – вполне достаточными для больших судов.
Экспедиция мичмана Гроте была менее удачной. Встретив отмели, тянувшиеся поперёк лимана, она вернулась на транспорт. Гроте пришёл к выводу, что Сахалин – полуостров.
Однако Невельской продолжал в этом сомневаться. Он тут же решил лично возглавить новую экспедицию, На трёх шлюпах и байдарке разместились четырнадцать матросов, доктор и три офицера. Моряки прошли по лиману и миновали устье Амура. Идя к югу, участники экспедиции, как писал впоследствии Невельской, 22 июля 1849 года «достигли того места, где этот матерый берег сближается с противоположным ему сахалинским. Здесь-то, между скалистыми мысами на материке, названными мной в честь Лазарева и Муравьева, и низменным мысом Погиби на Сахалине, вместо найденного Крузенштерном, Лаперузом, Броутоном и в 1846 году Гавриловым низменного перешейка, мы открыли пролив шириною в 4 мили и с наибольшею глубиною 5 сажен. Продолжая путь свой далее к югу и достигнув 24 июля широты 50 градусов 40 минут, то есть той, до которой доходили Лаперуз и Броутон, мы возвратились обратно и, проследовав открытым нами южным проливом не теряя нити глубин, выведших нас из Татарского залива (пролива) в лиман, направились вдоль западного берега Сахалина». На «Байкал» отряд вернулся к вечеру 1 августа после двадцати двух дневного плавания. Свершилось! Русский моряк Геннадий Иванович Невельской достоверно определил островное положение Сахалина и доступность устья Амура для прохода судов.
А в это время никто не мог понять, куда исчез транспорт «Байкал»? Генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьёв, который совершил инспекционную поездку по Дальнему Востоку и прибыл в порт Аян с наконец-то утвержденной инструкцией, срочно отправил на розыск исчезнувшего транспорта бот «Кадьяк» во главе с М.С. Корсаковым.
Почти два месяца – с 6 июня по 2 августа – кружил «Кадьяк» по Охотскому морю вблизи Сахалина. Вернувшись в Аян, Корсаков узнал от Муравьева, что тот послал на поиски «Байкала» ещё и прапорщика корпуса флотских штурманов Д.И. Орлова с двумя якутами и одним знавшим местность русским. Они поехали на байдарках. Однако время шло, а «Байкал» как сквозь землю провалился! «Пропавшее» судно появилось в первый день сентября. Ему навстречу стремительно рванулся катер с генерал-губернатором Муравьёвым. Прямо с палубы «Байкала» Геннадий Иванович Невельской при помощи сигнализации флагами доложил о сделанных открытиях. Позднее он рассказал и о своём трудном плавании, показал карты и журналы – свидетельства замечательного успеха экспедиции. Муравьёв, конечно, понял значение этого события, – в Петербург пошло срочное донесение начальнику Главного Морского штаба. Сдав в Охотске транспорт, Невельской вместе с офицерами-участниками экспедиции – отправился в Петербург, чтобы представить журналы и карты, рапорт генерал-губернатора. Он хотел лично доложить о своих открытиях, надеясь, что впоследствии ему разрешат приступить к более подробным исследованиям. Всё произошло иначе. Граф Нессельроде, теперь уже не просто министр, но и председатель так называемого Особого комитета для обсуждения и выработки мер по укреплению позиций России на Дальнем Востоке, слушал Геннадия Ивановича весьма холодно и отнёсся к его сообщению с явным недоверием. Комитет вынес половинчатое решение: создать Амурскую экспедицию во главе с Невельском и поручить ей организовать зимовье на юго-восточном берегу Охотского моря. Но ни в коем случае не касаться лимана и реки Амура!
Почему Невельской получил такое указание? Из-за целой цепь небрежностей и ошибок. Первую ошибку совершило русское правительство, поверив сообщению директора русских чайных караванов Владыкину и свидетельству русской миссии в Пекине. Хитрые китайские чиновники уверили их, что по Амуру живёт много китайского населения, а в устьях его постоянно содержится флотилия с четырёх тысячным экипажем. В доказательство они показывали карту. Все это было ловкой выдумкой, но русское правительство, не произведя должного расследования, слепо поверило сообщению и с тех пор проявляло величайшую осторожность в отношении Амура, чтобы не задеть Китай. На самом же деле низовья Амура многие века находились в состоянии первобытной дикости и не играли никакой роли ни в экономике, ни в политической жизни Китая. Вторую ошибку совершил академик Миддендорф, вернувшийся из своего нашумевшего путешествия по Сибири. Миддендорф, не дошедший 200 вёрст до устья Амура, собрал многочисленные сведения от местных жителей. Но дело было не в этих сведениях, а в его находке, которая чуть не сыграла пагубной роли в Амурском вопросе. Миддендорф на склонах Станового хребта нашёл несколько каменных знаков в виде пирамидальных груд камней. Он принял их за китайские пограничные столбы, чем внёс новые сомнения в опасливую душу Нессельроде. Между тем эти кучи камней обозначали удобные перевалы, указывали места торга и обмена между бродячими охотниками. Это были те самые «обо», что встречаются повсюду в Монголии и Средней Азии. Никакого отношения к Китаю они не имели. Т.е. царское правительство боялось своей экспансией вызвать недовольство Китая с которым велась очень выгодная торговля в г. Кяхта (единственный город по договоренности Китая и России где между двумя странами велась торговля) в которой были заинтересованы (не бескорыстно) некоторые царские вельможи в т.ч. и сам Нессельроде.
Невельской упорствовал. Он убеждал сановников, что исследовать лиман и реку Амур нужно, притом делать это необходимо срочно: во время экспедиции коренные жители рассказывали, что в прибрежных водах стали появляться иностранные корабли.
Невельскому вновь приходилось действовать на свой страх и риск. Полный новых смелых замыслов, он выехал в обратный путь, на Дальний Восток. В конце марта 1850 года он был уже в Иркутске и представил Муравьёву решение комитета. А спустя неделю в сопровождении двадцати пяти казаков выехал в порт Аян, оттуда на транспорте «Охотск» вышел в море.
Вот и знакомый берег. Здесь, у северного входа в Амурский лиман, Невельской 29 июня 1850 года заложил первое со времён Пояркова русское зимовье. Он назвал его Петровским в честь Петра I. Задание комитета было выполнено. Миссия Невельского закончилась. Сам Геннадий Иванович мыслил иначе. Он думал о том, как надёжнее охранить Амурский лиман от вторжения иностранных кораблей. Без нового нарушения указаний «свыше» ему опять не обойтись: он решает основать ещё один пост, теперь уже на самом Амуре.
Оставив в Петровском энергичного и толкового прапорщика Д.И. Орлова, Невельской в сопровождении шести матросов спокойно вошёл на судне из лимана в Амур и стал подниматься вверх по реке, отыскивая удобное место для нового поста. По берегам были разбросаны стойбища. Невельской осмотрел несколько мест, выбирая наиболее удобное, советуясь с местными жителями. Попутно он узнал, что минувшей весной возле мыса Погиби на Сахалине около полутора месяцев стояли два английских судна. Одно – с двадцатью, другое – с четырнадцатью пушками. А моряки этих судов измеряли глубины пролива и производили съёмку берегов острова. Значит, предположения о возможном иностранном вмешательстве подтверждались. Надо было ускорить строительство укреплений.
Невельской определил, что из всех осмотренных мест больше всего для поселения подходит мыс Куегда. Небольшая ширина реки и возвышенность на берегу делали его удобным для обороны со стороны Амурского лимана, а густая сеть стойбищ позволяла надеяться, что здесь впоследствии образуется крупный населённый пункт.Тщательно осмотрев мыс и его окрестности, Невельской объявил своей команде: тут будет основан пост. Для дальнейшего обследования местности остались топограф и два матроса, сама же экспедиция перебралась через Амур выше мыса Куегда и направилась вверх по течению вдоль правого берега. По возвращении на мыс Куегда, Невельской приказал поставить юрту, пакгауз для товаров и флагшток. А пока шли эти приготовления, он объезжал с переводчиками окружающие селения, приглашая жителей прибыть 1 августа 1850 года на церемонию торжественного подъёма русского флага.
Этот день настал. Невельской объяснил собравшимся местным жителям суть происходящих событий. Ровно в 12 часов на флагштоке взвился русский военно-морской флаг. Невельской читал: «От имени Российского правительства сим объявляется всем иностранным судам, плавающим в Татарском проливе, что так как прибрежье этого пролива и весь Приамурский край, до корейской границы, с островом Сахалином составляют Российские владения, то никакие здесь самовольные распоряжения, а равно и обиды обитающим племенам не могут быть допускаемы. Для этого ныне поставлены российские военные посты …в устье реки Амур. В случае каких-либо нужд или столкновений с местным населением нижеподписавшийся, посланный от правительства уполномоченным, предлагает обращаться к начальникам этих постов».
Так в устье Амура был заложен знаменитый впоследствии Николаевский пост. Ныне на этом месте большой промышленный и портовый город – Николаевск-на-Амуре.
В Николаевском посту были оставлены шестеро матросов во главе с топографом, прапорщиком Поповым. Ему приказано сделать черновую съёмку устья Амура; даны и подробные инструкции на случай встречи с командами иностранных судов: Невельской предполагал, что такие встречи возможны. Сам он на оленьих упряжках отправился в Петровское. Здесь встретился с гиляками – те обратились с просьбой: пусть русские останутся с ними и защищают их от врагов.
Перед тем как снова отправиться в путь, Невельской отдал необходимые распоряжения подчинённым. Он приказал обеспечивать Николаевский пост всем необходимым, а также производить промеры фарватеров реки, по возможности составлять и карту лимана. Весной же неукоснительно следить за вскрытием Амура, отмечать все особенности этого явления.
Из Петровского на «Охотске» Невельской прибыл в Аян. Оттуда он выехал в Иркутск, чтобы доложить обо всём сделанном генерал-губернатору Муравьёву. Но Муравьёва в Иркутске не оказалось. Он уехал в Петербург, оставив распоряжение Невельскому: следовать за ним.Тревожное предчувствие не обмануло Геннадия Ивановича: в столице над ним собрались грозовые тучи. Причина недовольства им была прежняя: как он посмел нарушить указания самого царя и самолично устанавливать посты в устье Амура?! «Наказать, и наказать примерно» – так судили вельможи, подобные Нессельроде. Уже был подготовлен приказ о ликвидации Николаевского поста. А самого Невельского было решено ни более ни менее… разжаловать в рядовые. За что? А всё за то же: «за дерзкие и противные высочайшей воле» действия. От опалы Невельского спасло лишь вмешательство Муравьёва. Тот сумел доказать царю необходимость спешного освоения русскими бассейна реки Амур. Но при этом было принято решение всемерно ограничить действия Амурской экспедиции. «Никакого дальнейшего продвижения в этой стране не предпринимать и никаких мест отнюдь не занимать» – так и записали в одном из пунктов решения об освоении Приамурского края. На содержание же всей Амурской экспедиции выделили ничтожную для таких важных целей сумму – 17 тысяч рублей в год.
Это, пусть частичное, признание полезности его дел окрылило Геннадия Ивановича. И он немедля вновь отправился на Амур. Ехал он в самом радужном настроении ещё и потому, что к нему наконец-то пришло долгожданное счастье: он женился. Екатерина Ивановна Ельчанинова, с которой он познакомился во время одной из своих поездок в Иркутск, отныне стала разделять все его радости и невзгоды, помогать мужу во всех его делах.
Теперь, когда на обоих постах развернулись строительные работы, можно было приступить к более подробному исследованию края. Перед этим предстояло провести разведку. На юго-восток был направлен мичман Н.М. Чихачёв, а на юго-запад – поручик Д.И. Орлов. Оба вернулись в Петровское незадолго до нового 1852 года и привезли ценные сведения.
Так, Чихачёву удалось выяснить, что от правого берега Амура к морю есть несколько путей. На побережье много закрытых бухт и заливов. Самый же короткий путь к морю тот, что проложен жителями побережья озера Большое Кизи, сообщавшегося с Амуром. Это была просека, устланная брёвнами. Неподалеку от неё – закрытый залив, в XVIII веке получивший название Де-Кастри (теперь – залив Чихачёва).
Слава о Невельском, как о добром и справедливом человеке, дошла и до Сахалина. Незадолго до нового, 1852 года в Петровское приехали на нартах четверо нивхов с Сахалина. На одежде одного из гостей была блестящая пуговица из чёрного камня. Орлов сразу же заинтересовался ею и, разглядев, увидел, что она сделана из… каменного угля! Расспросив нивхов, он узнал, что на Сахалине, около речки Дуэ, такого чёрного мягкого камня – целые горы. Нивхи рассказали также, что на острове помнят пятерых русских матросов, – они жили там очень долго.
Невельской решил исследовать и Сахалин, и другие интересные места, о которых ему говорили местные жители. Уже в январе–феврале 1852 года были организованы четыре новые экспедиции. Руководителями их стали проверенные в трудных походах люди. Д.И. Орлову предстояло пройти в верховья реки Тугур и выяснить направление находящихся там горных хребтов. Н.К. Бошняку – исследовать Сахалин, Н.М. Чихачёву – установить, точно ли залив, названный французским мореплавателем Ж.-Ф. Лаперузом Де-Кастри, и есть тот, который местные жители называют Нангмар. Приказчику компании Березину и топографу Попову поручалось следовать вверх по Амуру, производить съёмку правого берега реки, а также вести торговлю с местными жителями и собирать всевозможные сведения о крае, его народностях. В 1854 году в трёх километрах от селения Дуэ на Сахалине встала на якорь винтовая шхуна «Восток» под командованием капитан-лейтенанта В.А. Римского-Корсакова. Это был первый корабль, прошедший из Амурского лимана на юг проливом, открытым Невельским.
Судно к тому времени оказалось почти без топлива. Однако его командир уже знал, что в этих местах Бошняк нашёл запасы каменного угля. Матросы вскоре обнаружили мощные пласты его прямо на берегу.
Первые итоги экспедиций говорили, что этот край со временем станет истинной жемчужиной России. Отличились не только Бошняк, но и другие руководители экспедиций, посланные Невельским. Д.И. Орлов за пять недель зимы сначала на собаках, а потом на оленях проехал добрых семьсот вёрст и составил карту, которая убедительно доказывала: к северу от верховьев реки Уды тянутся горы. Мичман Чихачёв нашёл кратчайший путь от Амура к морю. Притом оказалось, что в этой части побережья много удобных гаваней и бухт.
Об этом Невельской срочно сообщил генерал-губернатору Муравьёву. Он настойчиво доказывал необходимость дальнейших исследований в Амурском крае и обращал внимание царского сановника на скудость средств. Но Муравьёв знал о пренебрежительном отношении к экспедиции Невельского в правительственных кругах Петербурга и в своём ответе Невельскому уклончиво советовал ограничить деятельность торговлей с местными жителями.
Геннадия Ивановича поражала слепота тех, от кого зависела судьба Амурской экспедиции. Заботила его и судьба уже основанных постов. Над их жителями нависла угроза голодной смерти, начались заболевания цингой. Воспользовавшись тем, что на Петровском рейде остановился корвет «Оливуца» (на нём прибыли для пополнения экспедиции мичманы А.И. Петров и Г.Д. Разградский), Невельской направил на корабль Чихачёва с письмом к генерал-губернатору. В нём он писал об отчаянном положении экспедиции. Правда, на этот раз прислали немного продуктов. Через два месяца прибыло другое судно компании, которое тоже доставило кое-что из продовольствия. Всего этого было явно недостаточно, хотя даже местные жители охотно делились всем, чем могли, с русскими. Приходилось урезать и без того скудные пайки, чтобы оставить часть продуктов для новых походов.
В заботах о делах экспедиции миновал 1852 тод. Подошёл новый, 1853-й. На встречу его в Петровском участники Амурской экспедиции собрались вместе. Праздновали весело, хотя и чувствовали: этот год будет нелёгким. Участники экспедиции заверили своего начальника, что во имя великой цели они готовы пережить любые испытания. Уже тогда остро ощущался недостаток продовольствия, а ведь впереди были самые тяжёлые и голодные месяцы. В конце зимы Невельской писал Муравьёву: «В Петровском у нас появляется цинга, уже пять человек больны ею, и один наш лучший плотник умер. Это меня весьма беспокоит… Начинаю бить скот, и, кажется, придётся весь его уничтожить, хотя жалко – только что начали разводить, – но люди дороже».
Невельской, вновь нарушая все инструкции, решил поднять русский флаг теперь уже на правом берегу Амура, у озера Большое Кизи, а также на берегу залива Де-Кастри. Он понимал, что новые посты позволят контролировать вход и выход всех судов в залив. Озеро Большое Кизи, лежащее на пути к заливу, могло бы стать хорошей тыловой базой.
Продолжение следует.
Источник: сайт Mil.Press FLOT