Последним «великим проектом» Петра Первого была Камчатская экспедиция Витуса Беринга, продолжившаяся серией плаваний, целью которых должно было стать включение в Российскую империю запада Северной Америки. Это продолжение похода России на восток, за пушниной и месторождениями драгоценных металлов, лучше всех обозначил М. В. Ломоносов: «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и в Америке».
Камчатская экспедиция Витуса Беринга, продолжившаяся серией плаваний, целью которых должно было стать включение в Российскую империю запада Северной Америки – одно из самых дорогих российских мероприятий XVIII века, стоившее казне 360 000 рублей и растянувшееся на 18 лет, завершилось картографированием побережья Северного Ледовитого океана, Курильской гряды, южного побережья Аляски, загадочным исчезновением десанта на североамериканский континент с пакетбота «Святой Павел» и гибелью многих её участников.
На 130 лет карты экспедиции стали самым точным источником информации о побережье Ледовитого океана.
Эпопея закончилась тем, что большая часть собранных материалов при Елизавете Петровне сгорела в одном из сибирских острогов. Нельзя исключать и поджог — получавшая на переворот 1741 года деньги от французского правительства «дщерь Петрова» не была заинтересована в Северной Америке — сфере интересов Франции.
Эта была и самая конфликтная экспедиция.
Условия, в которых проходила экспедиция, были экстремальными. Конфликты множила запутанная и малоэффективная система управления. Ключевые решения принимались за девять тысяч километров — в Петербурге. Даже материалы для постройки судов доставлялись в Сибирь из европейской России. Опытный мореплаватель, но не лучший администратор, Витус Беринг, находясь в постоянном стрессе, принимал «волевые решения», ещё больше накалявшие обстановку.
Одна только простая ситуация с лейтенантом Плаутиным надолго погрузила командование в расследования и нервозность.
Донос Плаутина в Адмиралтейств-коллегию на Беринга о том, что он печётся не о делах Камчатской экспедиции, а только о личной выгоде… (июнь 1736 г.):
«В Государьственную адмиралитейств-колегию доношение
И подлинно он, капитан-командор, более стараетца в своих интересах и веселиях, нежель об экъспедици и из Якуцка доброволно знатно не выедет, понеже для летних забав и гуляней зделал баржу да карету <…> везли от Ускуцкаго острогу с три тысечи вёрст на тех возах, на которых везли такалаж на дупел-шлюп и продчие припасы, а прогоны платили из казенных денег <…> сколько именно, покажут афицеры, которые ему в том угождают и везли оное, а имено: летенант Валтон, летенант Прончищев <…>
О сём доносит из штурманов в раньге от флота летенанта, а по приговору капитана-командора Беренъга матрос Михайла Плаутин. Июня <…> дня 1736 году».
Челобитная Плаутина императрице с жалобой на Беринга и других офицеров…(26 июня 1735 г.)
«Всепресветлейшая Державнейшая Великая Государыня Императрица Анна Иоанновна, Самодержица Всероссийская
…Охоцкого правления командирь Григоре Писарев. И оной Писарев, напав на меня, заколол было шпагою, о чём я подал прошение в той обиде командующему <…> капитану-камендору Беренгу <…> капитан-камендор обявил мне, что может ево судить <…>
И он, капитан-камендор <…> приказал ввечёру <…> чтоб летенанту Валтону <…> со обретающимися с тобою в камиси лейтенанънтом Прончищевым <…> изследовать о летенанте Плаутине <…>токмо лейтенант Прончищев, пришед и взял от меня бумагу, а Валтону стал говорить, чтоб меня не принуждать, и говорил он со мною, Прончищев, что: «Подлинно де оное нерегулно, да што ж делать, когда велят, и об оном надобно Валтону предлагать, что он старше при камиси». Тогда я говорил ему, Прончищеву и другим… Писарева требовать в камисию для доказания <…> Тогда Прончищев мне велел ити ис камиси: «А мы будем докладыват капитана-камендора».
…Тогда каманъдор сказал, что «по их мнению, надлежит ли арестоват ево, Плаутина?» Тогда они ничего не ответствовали, и он, капитан-камендор, приказал, чтоб оне вторично вышли в ту ж светлицу и подумали <…> И оные, вышед, думали. Потом вышли к нам, и говорил мне летенант Прончищев, чтобы я дал протест, которой буто прислан <…> ко мне на капитана-камандора <…> в котором протесте есть повреждение чести капитану-камандору.
<…> оной Прончищев говорил: «Писмо или протест, толко надо к делу» <…> И потом Валътон с прочими <…> вышли <…> Толко слышял, что надлежит арестоват меня <…> А други из летенанънтов говорили лейтенанту Валтону и Прончищеву и прочим, которые присоветовали и подписалис, что меня надлежит арестовать <…> что оне очень неосмотърително присудили заарестовать меня капитану-камендору.
Вашего Императорского Величества нижяйший раб, от флота летенанът Михала Гаврилов сын Плаутин июня 26 дня 1735 году».
Донос Плаутина в Адмиралтейскую коллегию на Беринга о том, что Беринг выдал команде подмокшую муку и крупу (27 июня 1735 г.):
«Он же капитан-камендор, приказал выдават моклую муку и крупу <…> в провиянт служителям, которую помочил лейтенант Валтон, плывучи по реке Лене, проломил барку, которая мука и крупа, по свидетелству лейтенанта Прончищева и моему, явилас негодна. Подписалис все ундер-афицеры в негодности и зделали апробацию <…> понеже лейтенант Валтон хотел в дачю производить <…> А он, капитан-камендор <…> велел <…> в дачю произвести <…>
И о сем Государственной адмиралтейств-колеги доношу, от флоту лейтенанът Михайла Плаутин, 1735-го году июня 27 дня».
Доносы на писались до экспедиции Беренга, пишутся они и сейчас. В выше указанных конфликтах Прончищев выглядит симпатично — он не подстраивается под мнение Беринга, а самостоятельно ищет правильные управленческие решения, иногда вопреки начальству. И старается быть порядочным так, что даже обиженный Плаутин не поминает его недобрым словом.
Предыдущая статья была о великом русском Колумбе.
Источник: проект «Экспедиции Беренга»